Пётр Вяземский о значении писем как источников особого рода, созданных «проговаривающеюся рукою»

23 июля 2017 года исполняется 225 лет со дня рождения Петра Андреевича Вяземского (1792–1878), одного из ближайших друзей А. С. Пушкина, литературного критика, сооснователя и первого председателя Русского исторического общества. На портале и в фонде Президентской библиотеки можно прочесть как известные книги, так и богатейшее эпистолярное наследие князя – они делают ещё более достоверной и осязаемой атмосферу пушкинской эпохи.

Изучение эпистолярной подборки князя Вяземского даёт пищу для более глубокого познания личности как самого Петра Андреевича, так и его современников, среди которых были самые блестящие интеллектуалы того времени: А. С. Пушкин, П. Я. Чаадаев, Н. М. Карамзин, издатель «Русского архива» П. И. Бартенев и другие.

Особую ценность имеют долго остававшиеся под спудом письма историографа Н. М. Карамзина к своему шурину (брату жены) князю Петру Андреевичу – сравнительно недавно опубликованные и хранящиеся в электронном виде в Президентской библиотеке. Переписка раскрывает характер первого российского историографа, по-свойски откровенного и теплого в письмах другу-родственнику. Из «Письма Н. М. Карамзина к князю П. А. Вяземскому. 1810–1826»: «Царское Село. 2 июня 1816. …Осмотрев петербургские типографии, почти могу быть уверен, что здесь нельзя печатать моей истории: следственно ждите нас в августе. Жить дорого до крайности. Нас посещают здесь питомцы Лицея: поэт Пушкин, историк Ломоносов, и смешат своим добрым простосердечием. Пушкин остроумен».

Ставший в дальнейшем литературным соратником Пушкина, автором статей о «Кавказском пленнике», «Бахчисарайском фонтане» и «Цыганах», а далее – сотрудником «Литературной газеты» Дельвига и Пушкина и пушкинского «Современника», Пётр Вяземский оставил нам бесценную переписку с поэтом, в которой оба предстают как живые. Настолько тесной была их идейная и эмоциональная близость, вопреки семилетней разнице в возрасте, которую молодой Пушкин предпочел «не заметить». В посланиях друг к другу они всегда оставались самими собой – опасно шутили, пересказывали свежие анекдоты и при этом вели не прекращающийся диалог о смене курса «качественной», как сказали бы сегодня, российской прессы.

До нас дошли 74 письма Пушкина и 44 письма Вяземского друг к другу. Острые и небезопасные в политическом отношении письма к Пушкину Вяземского поэт вынужден был сжечь в тревожное время, наступившее после поражения декабристов на Сенатской площади. Одно из перехваченных цензорами писем поэту ускорило его ссылку в Михайловское. «Что Вы скажете о французских делах? – писал Вяземский Пушкину в ночь с 19 на 20 февраля 1820 года из Варшавы. – Уже подали три проэкта законов, из коих два подкапываются под самое здание общественных вольностей, угрожая свободе личной и свободе мысли. Я о Франции плачу, как о родной. Ей все друзья свободы вверили надежды свои в рост: боже сохрани от второго банкрутства. Если и тут опытность не была в прок, то где же искать государственной мудрости на земле? Куда девать упования свои на преобразование России?..»

Вяземский вошел в число создателей литературного кружка «Арзамас», объединившего в своих рядах В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, Д. В. Давыдова, А. С. Пушкина. С последним его соединила дружба, которая длилась двадцать лет, до самой смерти поэта, «солнца нашей поэзии».

В лучах этого «солнца» бурно развивалось и преломлялось через поэтическую среду творчество самого Вяземского. Его критические статьи и эссе печатались в ведущих газетах того времени. В электронной копии книги 1935 года В. В. Виноградова «Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного языка» написано, что «западник» Вяземский, например, проводит целое филологическое исследование, посвященное правомерности употребления Ломоносовым славянизмов и последующей трансформации русского языка: «Слова славянские хороши, когда они нужны и необходимы, когда они заменяют недостаток русских. В языке стихотворном они хороши как синонимы, как пособия, допускаемые поэтическою вольностью и служащие иногда благозвучию стиха, рифме или стопосложению. Вот и всё».

Князь Вяземский, как свидетельствуют источники, обладал особым талантом дружбы, притягивающим к нему не менее образованных, остроумных, озабоченных судьбами Родины современников.

В этом смысле показательна переписка его с одним самых радикально настроенных к существующему строю мыслителей пушкинского времени Петром Чаадаевым: «Письма князя П. А. Вяземского: из бумаг П. Я. Чаадаева», опубликованных в 1897 году: «Очень желал бы я приехать к вам и погостить у вас, посмотреть на умственное движение ваше, послушать ваших споров: здесь всего этого нет. Вы очень умны в Москве, но зато у вас недостаток в практической жизни. Вы капиталисты, но ваши миллионы все в кредитных бумагах на дальние сроки и в акциях, которых выручка отложена на неопределённое время, так что на свои нужды и на насущные нужды ближних нет у вас карманных денег. …У нас возбудила общее внимание книга Гоголя. Она очень замечательна по новому направлению, которое принято умом его».

О значении писем как источников особого рода сам князь Вяземский писал: «По мне, в предметах чтения нет ничего более занимательного, более умилительного, чем чтение писем, сохранившихся после людей, имеющих право на уважение и сочувствие наше. Самые полные, самые искренние литературные записки не имеют в себе того выражения истинной жизни, какими дышат и трепещут письма, написанные беглою, часто торопливою и рассеянною, но всегда, по крайней мере на ту минуту, проговаривающеюся рукою. Письма – это самая жизнь, которую захватываешь по горячим следам её. Как семейный и домашний быт древнего мира, внезапно остывший в лаве, отыскивается целиком под развалинами Помпеи, так и здесь жизнь нетронутая и нетленная, так сказать, ещё теплится в остывших чернилах».

С 1863 года Вяземский в основном жил за границей и умер в Баден-Бадене 22 ноября 1878 года. Похоронен в Петербурге, в Александро-Невской лавре.