«Я хочу истины, а не спасения…»: И. С. Тургенев – в коллекции Президентской библиотеки, посвящённой его 200-летию

«Беседы и споры с ним отводили мне душу. Отрадно встретить человека, самобытное и характерное мнение которого, сшибаясь с твоим, извлекает искры…» – пишет Белинский о Тургеневе. С этой цитатой можно ознакомиться в статье А. Смирнова «И. С. Тургенев» (1908), доступной на портале Президентской библиотеки.

9 ноября 2018 года исполняется 200 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева (1818–1883), корифея русской словесности, оставившего после себя шесть романов, пьесы, множество повестей, несметное количество рассказов и не имеющих себе равных по силе лиризма и своеобразию жанра стихотворений в прозе. К его юбилею Президентская библиотека представит богатейшую коллекцию «И. С. Тургенев», в пяти разделах которой можно найти не только электронные копии произведений писателя, архивных документов, современных исследовательских работ о нём, но и совершенно эксклюзивные материалы, рассыпанные в разрозненных номерах журналов «Русский вестник», «Наблюдатель», «Русская старина», «Вестник Европы»: «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом» Н. Страхова (1885), «Тургенев в его произведениях» А. Незеленова (1885),  «И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников» (1930), «Письма И. С. Тургенева к Паулине Виардо» (1900) и др.

Родился будущий писатель в Орле в семействе, атмосферу которого вряд ли можно назвать благополучной. Отец, женившийся по расчёту на хозяйке имения Спасское-Лутовиново Мценского уезда, никогда не стремился к близости с сыном. «Этот брак разорившегося жуира не был из счастливых, – пишет А. Смирнов в названном выше труде «И. С. Тургенев». – Мать Тургенева, бывшая всегда полновластною владыкою дома, олицетворяла собой то опьянение властью, которое создавалось крепостным правом. Она жила в среде „побоев и истязаний“. Ими она упивалась и им же подвергала любимого сына, Ивана Сергеевича. „Драли меня, – рассказывал Тургенев, – за всякие пустяки чуть не каждый день“». Это одна из причин «той глубоко-грустной ноты, которая звучит во всех произведениях Тургенева, от первого до последнего».

Что оставалось впечатлительному, не по годам развитому отроку? Окружающая Спасское природа стала для него прибежищем в хмурые дни: спасали лес, рыбалка, выходы в ночное с крестьянскими детьми. Отзвуки тех ранних лет наполняют его прозу дыханием родных лесов и полей. «Эта поэзия не ловит в природе ярких оттенков, крупных явлений: напротив, она как будто с умыслом избегает их и ловит оттенки тонкие, следит природу в тонких, неуловимых ея явлениях с привязанностию ребёнка к няньке, с каким-то суеверным обожанием», – подмечает Аполлон Григорьев в доступном на портале Президентской библиотеки «Собрании сочинений Аполлона Григорьева» (1915).

Начав писать, будучи студентом сначала Московского, затем Петербургского университетов, Тургенев быстро приобрёл имя в литературе. Рассказ в стихах «Параша» был издан начинающим автором в 1843 году. «Публикация вызвала восторженный отзыв Белинского, который поспешил познакомиться с Тургеневым: «Русь он понимает».

Он понимал её, как никто другой. В этом убедили читателей «Записки охотника», опубликованные в начале 1852 года. «Издание отдельной книгой „записок“ против крепостного права, – пишет А. Смирнов, – такое событие сочтено было крайне нежелательным, недопустимым». Тургенева выслали административным порядком на жительство в его имение Спасское-Лутовиново „без права выезда“».

Как отмечает Орест Миллер в исследовании «Русские писатели после Гоголя» (1886), доступном в электронном читальном зале Президентской библиотеки, изначально многие недоумевали, как цензура пропустила «Записки охотника», общий смысл которых сводился к отрицанию крепостного права. «Этот роковой общий смысл, – подчёркивает Миллер, – совершенно разрозненных и неумышленно правдивых рассказов заключался в обнаружении всех непривлекательных сторон положения нашего простого народа под крепостною властью помещиков, вместе же с тем весьма многих вполне привлекательных сторон нрава простого русского человека, умевшего оставаться человеком и при самом нечеловеческом положении».

Далее автор указывает на то, что Тургенев обнаружил всё это в сороковых годах, ведь «до того наша литература текущего века, в лице именно крупных своих представителей, умела как-то оставаться безучастною ко всему этому. Известно, что и Пушкин почти не подходил к народу с этой стороны. Даже у Гоголя он выставлялся преимущественно в самых комических своих проявлениях, на язву же крепостного права указывалось только косвенным образом – тем, что выводилась во всей её отвратительной наготе нечеловеческая пошлость нашего помещечьего быта – пошлость, заключающаяся в возможности пользоваться всеми благами, не прилагая и малейшей капли труда».

Положение было серьёзное. Сосланный, однако, не очень-то унывал. «Всё к лучшему, – писал Иван Сергеевич в своих воспоминаниях, процитированных в статье А. Смирнова «И. С. Тургенев», – пребывание под арестом и в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания».

«Записки охотника» окончательно упрочили литературную славу Тургенева, причём не только на родине. «С Тургенева резко обозначается поворот в отношении западно-европейских писателей и общества к русской литературе. (Пушкин и Лермонтов много теряли при переводе их стихотворений на другой язык), – записал Г. Александровский в своих изданных лекциях «Чтения по новейшей русской литературе» из фонда Президентской библиотеки. – Не то было с Тургеневым. Блестящая художественная форма, разнообразное, живое содержание, согретое мягким светом высоких гуманных идей, являющихся святыней всего культурного человечества, сразу поставили его на высокий пьедестал в Западной Европе. Его сочинения <…> служили своего рода образцами, которым подражали представители натурализма во французской литературе. Влияние на них Тургенева не подлежит сомнению. Такие писатели, как Мопассан, Золя, Флобер, Гонкуры, выработали свои эстетические взгляды, как об этом свидетельствуют некоторые из них, в значительной степени под влиянием бесед с Тургеневым и его произведений».

С 1847 года Иван Сергеевич жил большей частью за границей, преимущественно в Париже, где сдружился с артистической четой Виардо. Со знаменитой певицей Полиной Виардо писатель постоянно переписывался во время его или её отъездов из Парижа. Говорил с ней о самом главном: «Какой бы я ни был атом, я сам себе владыка; я хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати…» – читаем в издании «Письма И. С. Тургенева к Паулине Виардо». «На вилле в Баден-Бадене, подаренной им певице Виардо-Гарсии, Тургенева посетили германский император Вильгельм и князь Бисмарк, – пишет Н. Плисский в биографическом очерке «Иван Сергеевич Тургенев». – Хотя Тургенев и был „западником“, но это не мешало ему быть истинно русским более, чем многие из наших соотечественников, не выезжавшие за пределы России».

Иван Сергеевич скончался 22 августа (3 сентября) 1883 года в местечке Буживаль под Парижем, истерзанный тяжёлой, так и не диагностированной врачами болезнью. По свидетельству критика и историка литературы П. В. Анненкова, это было противостояние между «невообразимо мучительным недугом и невообразимо сильным организмом». Только после кончины писателя у него было обнаружено онкологическое заболевание позвоночника.

Смерть писателя, у которого были тысячи поклонников, стала настоящим потрясением и для Франции, и для России. На отпевание Тургенева в русской церкви в Париже собралось около 500 человек, включая известных литераторов и деятелей искусства того времени. В соответствии с волей покойного его тело было доставлено в Петербург. Ещё от приграничной станции Вержболово на всех остановках траурного кортежа служили панихиды при большом стечении народа.

Похоронили писателя на Литераторских мостках Волковского кладбища.