
История о матери-блокаднице и дочери, ждущей её в эвакуации
В преддверии очередной годовщины начала блокады Ленинграда Президентская библиотека рассказывает историю Галины Михайловны Сироты (1931 г. р.) и её мамы – Евдокии Александровны Брагинской (1911–1993). Об этой удивительной истории типичной советской семьи того времени можно прочитать в разделе электронного фонда библиотеки, включающем дневники и личные архивы, собранные в ходе акции к 75-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.
Особый интерес представляет машинописная книга воспоминаний Галины Сироты под названием «Жили-выживали», большинство страниц которой посвящены её маме. «До войны мама была молодой, красивой и весёлой, и вообще все в нашей семье были молоды и жизнерадостны. Но наступил июнь 1941 года. „Война!“ – сдавленным голосом выдохнула бабушка и осела на лавку. Я ещё не очень понимала, что произошло. Мне было девять лет, и я только что окончила второй класс средней школы…», – начинает свой грустный рассказ Галина Михайловна.
Уже в августе 1941 года девочка из Ленинграда была эвакуирована в село Зубрилово Пензенской области. «Я рыдала, прощаясь с мамой, а она гладила меня по голове и всё твердила: „Я скоро к вам приеду“», – читаем в книге.
Но письма от мамы из осаждённого Ленинграда приходили всё реже. Вдобавок, «маленькие белые листочки пестрели чёрными помарками военной цензуры, и иногда из-за помарок в письмах оставалось совсем немного строк». Мама лишь коротко сообщала, что работает на оборонных работах, роет окопы, и всякий раз добавляла: «Я к вам приеду».
В какой-то момент весточки из осажденного города перестали приходить, маленькая Галя с бабушкой предположили самое худшее. Но однажды утром, в апреле 1942 года, почтальон сама не прибежала в их дом с письмом. Оно было странным, очень коротким и сухим. Дочитав его, бабушка схватилась за сердце: «С Дусей что-то плохое случилось! Смотри, она пишет: „Если есть Бог, то приеду к вам“. Но она ведь неверующая!»
А вечером того же дня в окно постучали: «Принимайте гостей!» Это была мама…
«Мы привели маму домой, – вспоминает Галина Михайловна. – Она сидела на лавке и молчала. Молчали и мы. Я не подбежала к ней, не обняла её. Я онемела. Эта женщина не была моей мамой! Перед нами сидела старуха. Её землистое лицо было худым и страшным, а руки висели, как плети. Глаза она закрыла. …
Первой опомнилась тётя Маруся. Она кинулась к печке, где стоял горшок со щами. Мама ела щи быстро и жадно.
«Началась череда тяжких дней. Мама всё время просила есть. Ей давали еду часто, но понемногу. Местная фельдшер предупредила: «Не обкормите, начнёт пухнуть – тогда беда». И мама начала пухнуть. Она всё время кричала: «Дайте есть!». Маленькая Галя из-за этого боялась возвращаться домой и почти не спала по ночам.
Однако маме суждено было прожить ещё много лет. Обессилевшую женщину отпоили отваром из лекарственных трав, она стала «всё больше походить на ту, довоенную маму» и начала рассказывать о блокаде, о том, что ей пришлось пережить…
Маму направили на оборонные работы под Ленинград. Она рыла окопы.
Были проявления взаимопомощи. Памятный эпизод связан с малознакомой ленинградкой Анной Петровной, которая спасла маму Галины Михайловны: пригласила её жить в свою квартиру, заботилась о ней, вечерами встречала студнем из столярного клея.
В фонде Президентской библиотеки можно ознакомиться с книгой Алисы Большаковой «Девочка в блокаду», где автор также делится своими воспоминаниями об этом страшном периоде нашей истории.